Наступал Октябрьский праздник — первый в условиях войны. Враг постарался щедро забросать пас листовками с «пропусками», агитировал через радиоустановки сдаваться в плен. Фашисты хвастливо кричали о падении Москвы и скором захвате Ленинграда. А 7 ноября утром открыли такой сильный огонь, что в наших укрытиях стало трудно разговаривать, канонада все заглушала. Телефонную связь на переднем крае почти всю оборвали. Уже думалось, что после подобного огневого налета фашисты наверняка пойдут в атаку. По часам к десяти обстрел стал утихать и перешел в методический — по площадям.
Вечером у нас побывали политрук, командир роты. Они рассказали о новостях из Москвы, о торжественном собрании, посвященном 24-й годовщине Октябрьской революции, и традиционном параде на Красной площади. Очень это всех нас подбодрило!
Мы тоже решили испортить немцам праздник. 31 декабри фашисты, верные себе, сделали массированный огневой налет, а потом стали веселиться. Из их траншей слышались громкие крики, музыка, пение. Жаль, что у нас строго лимитировался расход боеприпасов. Постреляли немного из винтовок и стали думать, что делать дальше.
Наш снайпер Иван Михайлович Андреев вызвался сходить на «охоту». Вообще-то он у нас был пулеметчиком, однако именно он открыл счет фашистов, уничтоженных из винтовки с оптическим прицелом. Когда Иван Михайлович впервые принес ее в Английский дворец, многие позавидовали ему.
В новогоднюю ночь от Андреева крепко досталось гитлеровцам. Двое из них нового года так и не дождались.
Около 23.00 вдруг позвонил лейтенант Кузьминский:
— Семеныч (он звал меня так), срочно по приказу командира батальона беги в штаб!
На командный пункт прибыла делегация рабочих из Ленинграда, и в честь этого события на КП организовали новогоднюю встречу. Начальник штаба капитан Виктор Дмитриевич Пчелкин рассадил взводных и ротных за длинным, уже накрытым столом. Заместитель командира батальона по политчасти произнес тост за боевые успехи в новом, 1942 году. Потом представительница делегации спела песню, кто-то прочитал юмористический рассказ, а потом капитан Пчелкин вдруг неожиданно объявил, что будет выступать… Калашников. Прослышал, наверное, что балуюсь гитарой. Инструмент нашелся, я сыграл несколько цыганских мелодий и уже прославившийся «Синий платочек».
Праздновали недолго. Командир батальона Сергей Петрович Мешугурский поздравил всех, произнес добрые слова и скомандовал: — Взводные, на выход!
В коридоре добавил: — Все по местам! По прибытии доложите дежурному на КП. Усилить бдительность!
С начала января 1942 года наша оборона стала намного активное. Улучшилось снабжение боеприпасами, и мы получили возможность более активно использовать свое оружие. Построили несколько временных огневых позиций. Благодаря им пулеметы стали вроде кочующих. Подготовили исходные данные для стрельбы в ночное время, назначили дежурных стрелков. Между дворцом и железной дорогой построили в лесочке хорошую землянку человек на пять для обогрева и отдыха личного состава.
Эти дни мне запомнились особо: меня приняли в члены партии. Одну из рекомендаций мне дал политрук роты 5. В. Ефремов. В развалинах Английского дворца я получил партийный билет. А спустя два месяца командир роты В. К. Кузьминский вручил мне новые знаки различия — я стал младшим лейтенантом.
Тяжело вспоминать трудности первой блокадной зимы. Мы довольствовались двумя сухариками в день, костной похлебкой на обед да кашей на ужин. Многие бойцы едва держались па ногах, сильно ослабели от Достоянного недоедания. Случалось, ослабленного направляли в госпиталь на поправку, а он сам идти не мог. Очень угнетала мысль, что снабжаемся мы из блокированного Ленинграда, где так остро недостает продуктов. Боль испытывал каждый, когда узнавал, что фашисты потопили очередную баржу или буксир, доставлявший провиант по заливу. И росла жгучая ненависть к гитлеровской нечисти.
Фашисты имели явное преимущество в орудиях и минометах. Они почти круглосуточно обстреливали наши позиции, дороги и тропы в тылу, не скупясь на боеприпасы. Наша артиллерия не всегда отвечала, — экономили снаряды. Но в этот период день ото дня ширилось снайперское движение. Начал это дело Иван Андреев, а спустя короткий срок уже добрый десяток бойцов пополнил ряды метких стрелков. Политрук роты внес предложение, чтобы весь наш взвод стал снайперским. Бонны горячо взялись за учебу. Оборудовали три поста наблюдения за фашистами —по числу имевшихся биноклей. Винтовка с оптическим прицелом пока была одна, Ивана Андреева. Но он, правда, без особого вдохновения, согласился выдавать ее товарищам по взводу.
Скоро и мой связной Алеша Нилов открыл боевой счет — уничтожил пять гитлеровцев. Однажды мы вместе пошли на «охоту». Залегли в удобном месте. Я с биноклем, Нилов с винтовкой. Через некоторое время обнаружили гитлеровца, переползавшего с одного участка на другой. В бинокль я даже различал выражение его лица, — не более ста метров было.
Гулко прозвучал выстрел Нилова. Оккупант уткнулся носом в снег. Через минуту-две другой гитлеровец пытался стащить в траншею погибшего напарника. Нилов выстрелил, и этот солдат разделил участь первого. Через несколько минут с вражеской стороны застучали пулеметы. Нас засекли, надо было отползать за дорогу. Крикнул Алеше и сделал бросок назад. А Нилов отвечает, что еще подождет, позиция уж очень хороша. В это время разорвалась мина в том самом месте, где находился Алеша. Прямое попадание. Редко бывало такое, но случалось.
Так погиб боевой друг, с которым полгода вместе делили тяготы войны. Калининский колхозник двадцати шести лет, скромный, тихий, Алексей Нилов был смелым и безупречно исполнительным краснофлотцем.
Вскоре роту отвели на отдых, вернее, на санитарную профилактику. Построились возле командного пункта батальона. Старшина объявил порядок санитарной обработки и тут же представил нового санинструктора Юзю Блитштейна (так он назвался сам). Он и повел нас в баню на окраину Мартышкина.
Через неделю мы возвратились на свои позиции. Санинструктор Блитштейн стал появляться у вас часто. Он рассказывал бойцам о том, как уберечься от простуды, цинги, дистрофии, настойчиво требовал соблюдения всех правил гигиены.
В апреле 1942 года нашу роту переместили сначала в район станции Новый Петергоф, потом на южную окраину Мартышкина. Три дня усиленно тренировались на специально оборудованном полигоне в преодолении проволочных заграждений, учились рукопашному бою в траншее. А затем нам поставили задачу взять «языка». Командир роты показал мне блиндаж чуть левее Английского дворца — объект наших действий. Из взвода сформировали три группы — захвата, блокировки и прикрытия, распределили обязанности. Казалось, мы хорошо подготовились к выполнению задания: все продумано, предусмотрено.
Саперы сделали в проволоке проходы, и Костя Греченюк со своей группой в четыре человека ворвался в траншею и блиндаж. Но там никого не оказалось. Гитлеровцы с флангов открыли сильный пулеметный огонь. Пришлось отходить. Нагоняй получили от начальства. Что ж, поделом. Надо лучше вести разведку.
Пришла весна, а с ней и общее улучшение положения. Появилось больше
. Прибавили хлеба и других продуктов. На вооружение роте дали несколько автоматов. Все это очень обрадовало бойцов.
В начале мая рота возвратилась на прежний рубеж, у Английского дворца. Через месяц я сдал взвод
Константину Греченюку, а сам приступил к исполнению новых обязанностей — заместителя командира роты. С командиром Владимиром Кузьмичом Кузьминским мы прошли по линии обороны роты. Он представлял меня командирам взводов и бойцам в новой должности. Я многому научился у лейтенанта Кузьминского за время совместной службы.
Утром 4 июля командир роты собрал рекогносцировочную группу, в которую вошли политрук, я, командиры взводов, и группу обеспечения, поставил им задачу. Группы начали выдвигаться в указанный район. Противник нас обнаружил и начал обстреливать из минометов. Осколками милы мне перебило ногу, ранило в руку. Вытащил меня из-под огня и перевязал санинструктор старшина Блитштейн.
Старшина И. М. Блнтштейн вынес с поля боя более 20 раненых. Коммунист, он и сам четырежды был ранен, но после излечения всякий раз возвращался в строй.
В госпитале я пробыл всего три недели. Возвратился в свою роту. А командир говорит:
— Есть приказ послать тебя на пятимесячные курсу усовершенствования в Ленинград. Закончишь курсы— примешь роту.
Распрощался с боевыми друзьями и отправился на учебу. Побывал в этих местах уже после войны — участвовал в разминировании территории бывшего Ораниенбаумского плацдарма.
Сообщение появились сначала на .
Комментарии (0)