После этого мне показалось излишним повторять цитату, заготовленную полковым агитатором, как он пояснил, «специально для тебя, комсорг, чтобы забить последний гвоздь». Хотя смысл ее — «Комсомол должен быть самой жизнедеятельной, жизнеупорной и целеустремленной частью молодежи, у которой цель одна — разбить врага» — очень подходил к нашему собранию, но разве слова эти что-нибудь добавляли? А капитан Кузнецов уже выразительно помахивал мне ладонью: дескать, давай, закругляй. Выручил снова Юсуп Акаев: — Хорошо сказал Удальцов, лучше не придумаешь. Если никто не возражает, так и запишем.
На дальнейшую отработку тактики группового удара с малых высот война не оставляла времени. Командир приказал подготовить первый такой вылет в самый короткий срок. А на следующий день в дивизии поздравляли наших соседей — штурмовиков гвардейского полка, которые испробовали в боевых условиях топмачтовое бомбометание и сразу же потопили в Феодосии несколько торпедных катеров, вернувшись без потерь. Подробностей мы еще не знали — было лишь известно, что вел группу Николай Пысин, часть ее атаковала корабли, остальные прикрывали эту стремительную атаку огнем.
Пысин прибыл к нам на Черноморский флот только перед боями за Новороссийск, но быстро завоевал авторитет не в одном своем полку — во всей дивизии. Московский токарь, он, закончив летное училище, три года прослужил на Дальнем Востоке в подразделении морских воздушных разведчиков. Перед войной вступил в партию. На действующий флот его отпустили лишь после многих рапортов, и на штурмовик с морских летающих лодок пошел он добровольцем…
Обычно даже такие скупые сведения дальше адъютанта и писаря эскадрильи не идут; чтобы они распространились, надо возбудить к себе интерес — понятно, тем, как воюешь.
Пысина, возглавлявшего поначалу звено, быстро признали асом: он был среди тех, кто летал вместе с командиром 8-го гвардейского полка Николаем Челноковым на ночные штурмовки; ходил в море на «свободную охоту» и потопил несколько кораблей; был сбит над водой, когда развернулось сражение за Тамань, но, обожженный, раненый, сумел отплыть от берега, занятого врагом, после долгих мытарств по счастливой случайности был подобран нашим катером и остался в строю.
Да, о Пысине мы были наслышаны, а теперь на его боевом счету добавилась еще победа, одержанная благодаря новой тактике.
— Может, и нам, Геннадий Кузьмич, лучше, не мудрствуя лукаво, перейти на топмачтовое? Раз такой успех? — спросили Бусыгина летчики.
— Спешить знаете когда надо? Правильно, при ловле блох — настоящих, а не фигуральных,— отвечал он.— А мы серьезным делом заняты. Что лучше, время покажет; думаю, лучше всего бить врага со всех сторон и по-разному.
Настала очередь испытать в Феодосии новую тактику боя и нашей эскадрилье. Командир разделил ее на три группы. Самые опытные во главе с ним самим наносили удар по кораблям, снижаясь до предела, когда, в последний момент сбросив бомбы, еще можно вырвать машину из пикирования и не подорваться на взрывах. Вторая группа бомбила порт с обычной высоты, но тоже без интервалов, не поодиночке, как прежде, а в развернутом строю, отвлекая внимание от основного кинжального удара.
Самолеты же третьего эшелона, заходившие по своему курсу, наоборот, растянулись один за другим — они подавляли главные очаги зенитного огня, держа их под бомбами и обстрелом в решающие минуты налета. Сверху этот «трехслойный пирог» прикрывали от воздушных атак истребители. В результате вся вражеская оборона оказалась дезорганизованной. Эскадрилья возвратилась в Анапу без потерь, а врагу нанесен был большой урон — потоплены ВДВ и три торпедных катера.
Мне, увы, довелось увидеть это только на фотопленке— ни разговор с Акаевым, ни обращения к командиру со ссылкой на комсомольское собрание не помогли. Не разрешил он взять меня в полет, боевое расписание для него составлялось с особой строгостью.
— Значит, «подковали блоху»?! Точно ты пред-сказал! — подмигнул кто-то Александру Гургенидзе, когда тот, зарулив последним, подошел к штабу, где уже собралось немало народу.— Чем теперь порадуешь, товарищ пророк?
— Это, понимаешь, вообще-то не моя специальность,— подхватив тональность, отвечал тот.— Но, если так уважаешь, сказать могу точно. Полетим снова и еще этих самых гитлеровских «блох» нащелкаем. Сами побегут из пролива…
Следующие два дня как будто подтверждали его слова: несколько вылетов на Феодосию и Камыш-Бурун силами штурмовых полков дивизии были снова успешными. Но уже надвигался декабрь, словно нарочно, полили долгие холодные дожди, и летное поле преврати-лось в месиво грязи. Иногда самолеты просто не могли подняться. А положение в Эльтигене становилось все тревожнее — гитлеровцы обрушили на заметно сжавшийся плацдарм новые удары. Без подкреплений, на жестком пайке сбрасываемых с воздуха боеприпасов, истощенные непрерывными боями, полуголодные, десантники держались из последних сил, нанося врагу, который отжимал их к берегу, большие потери.
Рано утром в оба штурмовых полка дивизии поступил приказ на срочный вылет. Стало известно, что ночью, получив «добро» с «большой земли» и по счастью эвакуировав тяжелораненых — два наших катера сумели огнем проложить себе путь сюда через блокаду с моря,— полторы тысячи эльтигенцев пошли на прорыв. Они смяли боевое прикрытие врага и, совершив по их тылам двадцатикилометровый марш, к утру захватили гору Митридат на окраине Керчи. До основного десанта теперь было совсем недалеко, но сил для нового прорыва уже не оставалось, тем более что рассвело и противник перешел в контратаки.
Группа за группой — уходили к берегам Крыма.
На сей раз я летел воздушным стрелком с Ефимом Удальцовым — помог опять Юсуп Акаев. Сам он был перед тем ранен и показывая китель, говорил: «Оставлю его на память, видишь сразу две дырки: одна для ордена за эту штурмовку с малых высот, а другая — след осколка…» Залечивать рану он остался в эскадрилье и, видно, чувствовал по нашим разговорам, что трудновато дается мне общение с молодым летным пополнением, когда мы разделены совсем иной мерой опасности. Он сам обратился к ведущему группы Удальцову, чей воздушный стрелок младший сержант Калинин тоже выбыл из строя по ранению:
— С тобой просится пойти наш комсорг. Если не против, я доложу командиру.
Итак, мы летели к Керченскому проливу, однако наше задание было связано не с огневой поддержкой десанта и вообще даже не с горой Митридат — туда нацелили летчиков других подразделений. Группа шла для удара по катерам на Камыш-Бурун, ближайший к порт их сосредоточения. Ясно: чтобы снять эльтигенцев с нового «пятачка», надо заставить вражеский флот уйти из пролива. Когда в штабе нам ставили задачу, подумалось: в чем-то и я стал разбираться теперь, после нескольких вылетов, и на все смотреть куда шире, чем раньше…
Сообщение появились сначала на .
Комментарии (0)