Едва картина порта на выходе из пикирования промелькнула перед взором единым кадром со всеми своими пирсами, катерами, баржами и пунктиром «Илов» в порябевшем от разрывов небе, как в шлемофоне резко прозвучало:
— Внимание, воздух! Над морем «мессеры»!
На фоне светлого облачка их заметили с самолета, который, тоже отбомбившись, уже приближался к нам, скользя над водой. Теперь и я разглядел силуэты «худых»: крылья с небольшой стреловидностью, словно обрубленные на концах, овальный фюзеляж, как у осы… Они шли параллельным курсом — наверное, сторожа момент, когда, сбросив скорость после пикирования, штурмовики окажутся удобной целью для атаки. Едва развернул турель к правому борту, как «мессеры» один за другим, будто сложившись, ринулись с высоты и почти сразу открыли огонь. Акаев резко бросил машину в сторону, и их трассы прошли мимо.
Поймав в раскачавшийся прицел ведущего и на глаз установив малое опережение, я тоже жал и жал на гашетку пулемета. Били по врагу также стрелки двух других «Илов», подошедших ближе, и, как потом выяснилось, бил из пушек летчик еще одного — отойдя от цели, он увидел «мессера» выше прямо перед собой… Ведущий этой пары вдруг дрогнул, будто натолкнулся на стену, повернул по какой- то ломаной кривой и, оставляя за собой черный шлейф, неестественно спотыкаясь, потянул к берегу. Второй немец, выпустив еще очередь и получив ответные, не стал дальше искушать судьбу — тоже ретировался.
— Сбили! Одного сбили, Юсуп! — доложил я по внутренней связи, стараясь скрыть возбуждение и казаться спокойным, но чувствуя, что голос этому не поддается.
— Сбили? Еще не факт,— отвечал Акаев.— Может, и в самом деле пошел помирать, а может, и сядет. Но вот мы кого-то явно не досчитываемся.
За те же скоротечные мгновения боя он успел осмотреться и понять гораздо больше меня.
Когда эскадрилья собралась и, взяв обратный курс, отошла от крымских берегов, я тоже увидел, что одного самолета нет.
— Прямое попадание перед целью,— доложил замыкающий группы.
— Падение видели?
— Возле порта. Упал и взорвался…
Что тут скажешь? Остается только горестно помолчать. Мне и послышался общий вздох — долгий, тяжелый, а возможно, даже не послышался, родился внутри меня самого… Да, дорого обходятся штурмовки Феодосии! Об этом и заговорил со мной Юсуп Акаев вскоре после возвращения на аэродром. Рассказал, что командование намерено уже в ближайшие дни испытать в бою более совершенную тактику ударов по кораблям. И у нас, и в соседнем 8-м гвардейском полку начали отрабатывать новый способ — топ-мачтовое бомбометание.
Это подобно действиям торпедоносцев: пикируя, самолет выходит впритирку к волнам на бреющий полет; сброшенные перед самой целью бомбы, получив от большой скорости машины огромную силу инерции, горизонтально ударяются о воду, рикошетом отскакивают и, подобно торпеде, но только по поверхности, скользят к борту. Самолету остается лишь, опережая взрыв, буквально перескочить через мачты корабля, отчего этот способ и получил название топ-мачтового. Ну а нашей эскадрилье поручено под-готовиться к групповой штурмовке с малых высот.
— Значит, пикировать еще ниже? Ниже, чем сегодня?
— Вот именно. И не одиночно, а группой, чтобы бить по катерам наверняка.
— А зенитный огонь? — не удержался я. Картина нашего прорыва в Феодосийскую бухту сквозь густой обстрел невольно стала перед глазами.
— Зенитки, наверное, будет подавлять другая, специально выделенная группа. Что-нибудь вроде «звездного» налета получится, так я думаю. Но все это еще надо про-верить, отработать…
Посмотрел на меня внимательно, ожидающе. К чему же все-таки он клонит? Новая тактика — явно по командирской части.
— Помнишь наш разговор о собрании? Вот теперь настало время его провести. Парторг предлагает собрать коммунистов и комсомольцев вместе, командир тоже так считает. «Моя,— говорит,— запевка, а вы, комсомол, раскручивайте дальше». Раскручивать, значит, нам обоим. Ясно теперь, почему стоило тебе в Феодосию слетать? Чтобы своими глазами все увидел да никто сказать не мог — дескать, хорошо ему с земли советовать. Вот так, и никакого суеверия!
Через день выдалась нелетная погода. Просидев до вечера без толку у самолетов, мы собрались в землянке командного пункта эскадрильи. Принесли два аккумулятора, но маленькие лампочки не разогнали полумрак по углам, хотя после коптилок из снарядных гильз, привычных для каждого, сияли торжественно, как с новогодней елки.
— Всем известно, какое сложилось положение с поддержкой десанта,— без предисловия начал капитан Бусыгин.
— Мы должны помочь Эльтигену подавить немецкие БДБ и катера, которые еще хозяйничают в проливе. Пока это не очень-то получается. Вчера и позавчера опять летали на Феодосию, потеряли еще экипаж, привезли пробоины, а успеха настоящего снова не добились. Расскажу вам присказку — прямо про нас…
Комэск любил говорить афоризмами, и все ждали, что он сейчас выложит. А Бусыгин, сделав паузу, поднял крупную руку и стал отсчитывать, загибая пальцы:
— Слетанность нам нужна, чтобы от «мессеров» защищаться; внезапно напасть — тоже большое дело; без умного маневра — зенитки собьют в два счета; бояться будешь — скорее погибнешь… Ну а пятое что? — Он выразительно стал вертеть большим пальцем.— Смотрите, это как раз главное: все умеем, всему обучены, но не попадаем, и грош нам цена!
Капитан сделал паузу, словно давая собранию осмыслить этот неожиданный вывод, и, сменив тон, деловито перешел к характеристике нового метода — группового бомбометания с высот порядка 150-100 метров.
— Дело опасное, трудное, смелое,— заключил он.— И настроиться на него надо всем, не только летчикам.
Стрелки, техники, вооруженцы тоже должны понять: работать теперь придется на новом уровне надежности…
После командира взял слово агитатор полка — была тогда такая должность — капитан Н. А. Кузнецов, при-шедший на собрание, а может, специально посланный замполитом:
— Мне тут интересный факт попался, очень к нашему разговору подходит. Оказывается, еще в гражданскую войну, изучая применение авиации против конницы белых, Владимир Ильич Ленин обращался к ученым, просил составить инструкцию. И написал, ставя исходную задачу,— послушайте: «Полет совсем низко…»
— Ну хватил, Николай Александрович,— усмехнулся Бусыгин.— Да тогда и зенитки-то, может, наперечет были, а клинком даже «фарман» не собьешь!
— Вот-вот, я и говорю,— заторопился Кузнецов.— Это когда еще было! В 1919 году, на заре, можно сказать, военной авиации. А теперь, на грозных для врага «Илах», чтобы наши славные да этих малых высот испугались!..
— Распетушился. Слетал бы сам на Феодосию,— буркнул кто-то в углу. Полковой агитатор — это всем было известно — прямого отношения к авиации до призыва из запаса не имел, среди нас, молодых, считался уже пожилым: сам он действительно не летал. Но был человеком образованным, интеллигентным, готовым взяться за любое дело. Пожалуй, не заслуживал он этой жесткой реплики, если бы не его бодряческий тон. По землянке прошелестел легкий шумок.
— А что?! Я полечу, если надо, в любую минуту! — с достоинством отвечал Кузнецов.— Как и каждый из вас. Только разве во мне дело? С таких героев, как Борис Водоводов, пример надо брать…
Водоводов был командиром другой, соседней эскадрильи нашего полка, которая выполняла задачу непосредственной поддержки десанта у Эльтигена. Подтянув еще танки и артиллерию, гитлеровцы остервенело атаковали, чтобы ликвидировать этот плацдарм и затем всей силой навалиться на основной десант возле Керчи. Летчики видели, как тяжело приходится эльтигенцам, на поле боя то и дело завязывалась рукопашная. Незадолго до нашего собрания случилось так, что после очередной штурмовки Водоводов заметил группу «Юнкерсов-88», которые заходили на позиции десантников.
Защищать их было некому — ни одного советского истребителя прикрытия в небе над плацдармом. Командир эскадрильи без колебаний повернул «Илы» навстречу бомбардировщикам, рассеивая их плотным лобовым огнем. Но вот кончился боезапас, неизрасходованный во время штурмового удара. И тогда Водоводов твердой рукой направил свою машину на головной «юнкере» и таранил его. Объятые пламенем оба самолета упали на берегу…
Имя Водоводова повторялось еще не раз на нашем собрании, и, соседствуя с ним, даже привычные митинговые обороты, вроде «не жалея крови и самой жизни» или «нанесем смертельный удар по врагу», получали отнюдь не выспреннее звучание. Все летчики, выступая, подводили к одному: ждать некогда, новую тактику освоим в бою!
— Между прочим, напомню, если забыли, что именно на малых высотах у «Ила» максимальная мощность передается на винт,— сказал старший техник эскадрильи.— Так что сама техника это нам диктует.
И уж совсем здорово под общее настроение выступил Ефим Удальцов — признанный балагур и действительно, в полном согласии с фамилией, удалой летчик:
— Теперь придется подольше идти в огне до этих самых малых высот, но все вместе выдюжим, факт! Зато какой результат: командира катера бомбой прямо в правый глаз! Предлагаю записать: мы все — за. А еще записать, что клянемся гитлеровские катера да баржи из Феодосии выкурить…
Сообщение появились сначала на .
Комментарии (0)